Воспоминания К.К. Литовченко
Она любила страну древних пирамид
Фамилию преподавателя истории мы, видимо, даже не знали. Зато нам
хорошо было известно укоренившееся в школе ее прозвище: «МУМИЯ».
И, действительно, слегка согнутая фигура Елены Ивановны [Ивáновой], всегда в
строгом темном платье, вызывала ощущение «бестелесности»,
аскетически худые руки и лицо имели непонятно желтовато-коричневый оттенок кожи,
у гладко причесанных иссиня-черных волос отсутствовал естественный
блеск, глубоко запавшие маленькие черные глазки пребывали в какой-то
неподвижности, явно выраженные скулы и рисунок рта очень напоминали
изображения женщин Древнего Востока.
Но определяющим странное прозвище была не только внешность.
Определяющим была ее преданная любовь к одной странице Истории:
«...Близ медлительного Нила,
Там, где озеро Мерида,
В царстве пламенного Ра...»
Каждый педагог в своем предмете преподавания имеет любимую,
выношенную, так сказать, тему — это, наверное, неизбежно.
И вот, вспоминая уроки истории в школе, перед моими глазами встает
наша исхудавшая «Мумия», вдохновенно рассказывающая нам о древнем
загадочном мире, где каждый египтянин поклоняется злым и добрым
богам, одинаково великим, перед которыми и фараон, и его жена и жрецы
бессильны...
И каждый египтянин знает, что у него есть душа и Ка, а в
загробной жизни душа будет во власти могущественных богов, а его Ка
останется на земле, и потому возле мумии будут оставлены в сосудах
и вино и зерна, а если есть, и умерщвленные рабы, для безбедного второго существования.
Все это будило фантазию и было для нас сказочно интересно!
Елена Ивановна была, видимо, незлобивым и доверчивым человеком. А мы
это быстро распознавали!
Помню, как-то перед уроком Истории пронесся слух, что будет
повальный опрос. ЧП! — мальчишки быстро сориентировались: вошла наша
«Мумия»... в тёмный класс. Дело было зимой, за окном тоже темень. На ее
вопрос, в чем дело? Последовал бодрый ответ: «А у нас в классе не горит
электричество!»
Елене Ивановне и в голову не пришло подойти к выключателю и проверить.
Так в темноте и начался опрос. Каждый вызов производился при
вспышке спички, каждая оценка в журнале опять сопровождалась зажиганием спички.
Опрос был, во-первых, страшно замедлен, во-вторых, знающие
материал в темноте пересаживались, и кто отвечал, конечно, преподавательнице
было неведомо. А когда прозвенел спасительный звонок, и Елена
Ивановна направилась к дверям — услужливо щелкнул выключатель, чтобы
она в темноте не натолкнулась на парту. Вспыхнул свет!
Она не рассердилась, спросила только: «Почему же вы не доиграли до
конца — дождались бы, пока я уйду?»
Ответ был: — «Мы же не хотели, чтобы Вы в темноте ушиблись!»
Помню и другие эпизоды, подтверждающие мое впечатление, что Елена
Ивановна любила этих сорванцов, которые умели шалить, но любили и слушать ее, временами затаив дыхание!
Однако, кроме «Древнего мира», я мало что усвоила в школе из других
разделов истории. Но это, наверное, уже моя вина, а отнюдь не преподавателя.
Зато как много раз, впоследствии, проходя «Историю искусств» в Вузе,
мне приходилось возвращаться к истории Древнего мира неоднократно,
я вспоминала Елену Ивановну, ее необычный облик и тихий голос, повествующий нам
о таинственной стране лотосов, о неразгаданных полустёртых иероглифах, о
саркофагах фараонов великой и самой древней цивилизации на материке по
имени «АФРИКА», ее глубокую уверенность:
«...И простоит, близ озера Мерида,
Века веков святая пирамида...»
ЛИТОВЧЕНКО Кира Константиновна,
выпускница 1941 года,
главный архитектор Ленпроекта
4 марта 1993 года
| Воспоминания К.К. Литовченкоэ |
|
|
|
|
А бывают и такие учителя
В 8-м классе к нам пришел новый учитель рисования и черчения.
Звали его Юрий Никитич Куренков.
Когда моя мама спросила, какого возраста новый преподаватель, я, с
позиции своего юного восприятия, не задумываясь, ответила: «Он старый!
Ему, наверное, лет 30!»
Наверное, ему было тогда около сорока лет. Как случайно я узнала
позже, он пришел в нашу школу неохотно, по необходимости.
Уроки рисования проходили скучно.
Сейчас мне кажется, что Куренков чем-то внешне был похож на Вицына, но без тени комедийности.
С ним у меня сложились непростые отношения.
Однажды, после летних каникул, Юрий Никитич собрал нас и, выставив
перед нами штук 10 холстов, предложил оценить его летние работы в
Крыму. 10 холстов! И на каждом только одна волна. И ничего больше.
И это был далеко не Айвазовский!
Мы смотрели на однообразные «глухие» холсты и молчали.
Теперь я понимаю, что надо было, скрепя сердце, похвалить этот труд
за целый летний отпуск. Hе всегда же бывают удачи. Ведь, в конце концов,
он работал в меру своих способностей. А, самое главное, он-то был
удовлетворен итогом и ждал от нас таких же «эмоций». А мы молчали.
Молчала и я. Дело в том, что в моей семье все рисовали. И с малых
лет брат водил меня на выставки и в Русский музей, где он занимался
копиями. Мои родители были членами «Общества поощрения художников»,
и дома у нас бывали хорошие живописцы. В то время я уже второй год
училась в студии худ. Эберлинга с такими студентами Академии художеств
как Слава Загонек, Боря Угаров, Юра Тулин (позже известными художниками).
Как говорится, моя «искушенность» меня и погубила.
Не дождавшись общего одобрения своих картин, он обратился ко мне
и сказал: «Ну а ты, что скажешь?» Лучше бы не спрашивал!
Я ответила: «Целое лето в Крыму — и одна такая волна?!»
Он обиженно собрал холсты и ушел. Я ответила непростительно самоуверенно
и глупо. Но ведь я и была тогда просто глупая девчонка по сравнению с ним.
Тогда я и не предполагала, какие будут последствия...
А в 10-м классе мы уже занялись черчением.
Мне очень нравилось делать чертежи. Поэтому я их делала и Ирочке
Кончаковской и всем, кто только попросит, с большим удовольствием!
Но вот в чем штука: за выполненные мною со всей тщательностью чертежи Куренков
всем ставил пятерки, а мне — 4!
Это превратилось в систему. Никто ничего не понимал. Я молчала.
Когда мы кончали школу, Юрий Никитич сказал мне: «Ты должна попытаться
поступить в Академию Художеств!»
Но в моем дорогом Золотом аттестате единственная ЧЕТВЕРКА была
выведена недрогнувшей рукой Куренкова — ЗА РИСОВАНИЕ!
Тем не менее, я поступила в Академию Художеств. Ю.Н. Куренков пережил войну,
меня свела судьба с его невесткой, думаю, она ему сказала,
что я закончила Академию. Но она могла передать ему только привет
от меня, т.к. не знала всей этой истории.
Много лет спустя, когда мне пришлось преподавать, больше всего
я опасалась быть мстительной.
ЛИТОВЧЕНКО Кира Константиновна,
выпускница 1941 года,
главный архитектор Ленпроекта
4 марта 1993 года
| 
